|
С именем римского императора Галлиена связана одна довольно забавная история. Одного ювелира, продававшего фальшивые драгоценные камни и приговоренного за это к арене (к гладиаторским боям), выгнали на середину арены и поставили напротив закрытой львиной клетки. Несчастный с замиранием сердца ждал неминуемой и притом ужасной смерти, и тут дверь клетки открылась и из нее вышел…цыпленок. Не выдержавший напряжения ювелир упал в обморок. Когда зрители вдоволь насмеялись, Галлиен повелел объявить:»Этот человек обманывал, поэтому и его обманули». Ювелира привели в чувство и отпустили на все четыре стороны.
«Во время своих нередких поездок по России Екатерина часто награждала и благодарила многих военных и статских, причем любила делать это публично.
— Ваше величество, — заметил ей однажды бельгийский принц Шарль Жозеф де Линь (1735-1814), — кажется, всегда остаетесь довольны своими подданными?
— Нет, принц, — ответила Екатерина, — я далеко не всегда бываю ими довольна. Но я хвалю всегда вслух, а браню потихоньку и с глазу на глаз.»
Однажды А. Дюма решил драться на дуэли. Вместе с одним молодым человеком они бросили в шляпу две бумажки на одной из которых написано «смерть». Вытянувший эту надпись должен был застрелиться. Собственно эту бумажку Дюма и вытянул. Делать нечего, вместе с пистолетом он удаляется в комнату, через минуту раздается выстрел. Вбегают родные и видят картину. Стоит Дюма с пистолетом и с удивлением говорит «промахнулся!»
Старый генерал Федор Михайлович Шестаков, прослужив более 40 лет, ни разу не был в Петербурге и приехал туда только по случаю отставки за получением документов, необходимых для пенсии.
Секретарь Екатерины II представил Шестакова императрице, которая любила преподносить награды, дипломы и все прочее, что могло быть приятно заслуженным чиновникам и военным. Увидев впервые Шестакова, Екатерина удивилась, так как полагала, что знает всех своих генералов, и, не сдержавшись, заметила:
— Как же так, Федор Михайлович, что я до сих пор ни разу вас не видала?
— Да ведь и я, матушка-царица, тоже вас не знал, — ответил простодушный старик.
— Ну, меня-то, бедную вдову, где же знать! А вы, Федор Михайлович, все же генерал!
Командующий Киевским военным округом генерал М.И. Драгомиров забыл поздравить Александра Третьего с днем рождения. Что было делать? Драгомиров послал царю такую телеграмму: «Третий день пьем за здоровье вашего величества». И получил от императора такой ответ: «Пора и кончить. Александр».
Во время пребывания в Париже Петр I нанес визит малолетнему французскому королю. Его встречали министры, маршалы и представители двора, а на крыльце сидел малолетний король.
После взаимных приветствий возникло затруднение, кому идти первым. Тогда Петр взял малолетнего короля на руки и пошел с ним по лестнице, при этом он сказал: «Теперь я несу на своих руках всю Францию!»
Однажды Суворов вызвал одного офицера к себе в кабинет, закрыл дверь на ключ и сказал, что есть у него заклятый враг. Офицер, бывший весьма несдержанным на язык и наживший вследствие этого множество врагов, терялся в догадках, кто это может быть.
– Подойди к зеркалу и высунь язык, – приказал Суворов.
Когда удивленный офицер сделал это, Суворов сказал:
– Вот он и есть твой главный враг!
После постройки театра Ла Скала нравы зрителей не изменились. Так во время миланских празднеств 1779 года зрителям подносили горячий минестроне и большие куски телятины. Так что звон ножей и вилок стихал только во время исполнения наиболее популярных арий.
Но и значительно позднее Берлиоз писал, что он не мог в театре слушать оперу из-за постоянного бряканья посуды.
В XIX веке один далекий от светской жизни российский помещик хотел определить сына в какое-нибудь учебное заведение, но не знал, как правильно составить прошение. И, главное, как титуловать государя. После долгих раздумий он вспомнил, что как-то держал в руках газету и государя в ней называли «августейшим». На дворе стоял сентябрь и простак написал «сентябрейший государь». Прочитав, Николай I рассмеялся и приказал принять сына и учить, чтоб не был таким дураком, как его отец.
В последние годы жизни, на восьмом десятке лет, Иван Иванович Сосницкий приметно одряхлел, но ни под каким видом не хотел считать себя стариком. Он бодрился и не прочь был от ролей, требующих исполнителя средних лет. В свои почтенные годы он смело мог бы играть стариков без грима, так как и по фигуре и по лицу, изборожденному многочисленными морщинами, это был человек «древнего вида». Между тем он всегда старательно и долго гримировался, затушевывал свои собственный морщины и выводил суриковым карандашом новые. Разрисует, бывало, себя самым неимоверным образом, наденет на свою лысую голову плешивый парик и любуется собой перед зеркалом вплоть до выхода.
Однажды подошла к нему покойная артистка Громова и спросила:
— Иван Иванович, с чего это ты лицо-то измазал? Все оно у тебя в каких-то рубцах вышло…
— Дура! — не без сердца ответил Сосницкий. — Разве не знаешь, что я старика играю?
Рекомендуемые статьи:
