Бабы в бане песни пели,
Я послушать захотел.
Голосис(ь)тые какие —
через щелку разглядел.
Эх, чтоб вам не петь!
Было б нам на что смотреть!
Меня баня к себе манит
Веничком берёзовым!
В летний зной хожу я в баню
С Коленькой Морозовым!
В бане равенство и братство,
Там бумажки не нужны,
Только стоит вам собраться
И поехать без жены.
Без одежки там встречают,
Провожают по уму –
Если кто не хочет чаю,
Можно водочку саму.
То, о чем мечтали мило,
В бане может явью стать –
Посадить судью на мыло
И над ним похохотать.
И в парной не надо денег,
Бескорыстный в бане труд –
Могут дать на время веник
И бесплатно спину трут.
В бане пар такой горячий,
Достает до потрохов.
Кто грехи в душе запрячет –
Не останется грехов.
Там товарищ вам расскажет
Анекдот, хоть свет туши.
После бани можно даже
Ощутить полет души.
Так что все идите в баню!
Посылаю неспроста,
Пусть ничто к вам не пристанет,
Кроме банного листа.
Словно бледная поганка
Дома день-деньской сижу,
А из бани помидоркой
Раскрасневшей выхожу!
Из окошка пар клубится,
Слышен в бане «ох» и «ах».
Мы по воскресеньям с Маней
Экономим на дровах!
Кум позвал на чашку чаю,
В бане стол накрыл, подлец.
Теперь в платья не влезаю,
Ем соленый огурец!
Эх, глупой была, как дура обманулась!
Мыло попросил поднять, а я и нагнулась!
О бане и национальностях
Два еврея мылись в бане,
Оба отдохнули мило.
Каждый у себя в кармане
Уносил чужое мыло.
В бане шесть эстонцев мылось.
Начинали-утро было.
Баня вечером закрылась,
Когда в руки взяли мыло.
В бане мылись трое русских,
Да про мыло позабыли.
Взяли водки и закуски,
И без мыла все обмыли.
В бане сто китайцев мылось,
На всех было одно мыло.
Как же это получилось,
Что на всех его хватило?
Зимою бани хороши,
Но из парной в сугроб — опасно.
Потом попробуй докажи,
Что спину расцарапал настом.
Намедни утром я проснулась рано,
таскала все берёзовы дрова
да затопила наконец-то баню.
В предбаннике разделась догола —
и убрала цинкованную шайку
(лежала сверху тут, мозоля глаз).
Ты мне разлечься, шайка, не мешай-ка,
теперь тут ляжет мой изрядный таз!
Я поддала на камни и железо,
горячий пар ударил в потолок —
и я наверх стремительно полезла
и заняла собою весь полок.
В каком-то смысле я лежу напрасно,
хотя от жара стало веселей.
Меня, такую, написать бы маслом,
да нету Тициана на селе.
Теперь картина в деревнях иная,
у женских тел совсем не тот масштаб.
Поизмельчали русские Данаи,
совсем не стало живописных баб.
Вредна природе нашей сухощавость,
у наших женщин должен быть обхват.
Вот и лежу, маленько опасаясь,
как бы случайно мне не похудать.
А полежавши, веники хватаю
(на зиму я их запасла до ста) —
и до изнеможения стегаю
вполне определённые места.
Мой веник разлетается капризно,
беру другой —и тот летит вослед.
Какой-то приступ садомазохизма.
(Как мне учёный говорил сосед).
И тут в пылу неистовых движений,
в парном угаре банного тепла
я ощутила вдруг прикосновение
того, с кем эти веники рвала.
Как по лесу, как по полю
Бабы голые бегут.
Конюх Вася пошел в баню,
Вместо веника взял кнут.
Ох крут, старый пень!
Жилетку кожану надень!