— Сколько вам лет, Марья Ивановна?
— Какое это имеет значение? Когда в прошлом году зажгли все свечи на моем именинном пироге, по одной за каждый год жизни, половина гостей упала в обморок от жары.
В Питере уже неделю стояла аномалная жара. Количество народа в куртках в утреннем метро — медленно, но верно начинает сокращаться.
Сочи. Армяне в едут в старенькой 24ой Волге. Жара невыносимая. В Волге окна закрыты. Вскоре пассажир Волги не выдерживает:
— Мамикон, такая жара, пащему у нас окна закрыты, а?!
— Спокойна, Вахтанг, пускай усе думают, што у нас кандицианер!
Лектор повествует:
— Вот идет по пустыне караван верблюдов. Солнце. Жара. Один верблюд прошел, вот второй верблюд идет, третий.
— А суть—то где? — не выдерживает слушатель.
— А суть они в песок.
Пошел мужик в лес. Слышит в далеке «З*ЕБАЛИ!» (и следует выстрел). Идет он идет и видит деда одетого по среди лета в валенки, шубу, ушанку, и спрашивает у него:
— Дед тебе не жарка?!Жара же такая!
— З*ебали! (Выстрел)
Мюллер Штирлицу:
— Мы в 1941 не взяли Москву, потому что были морозы –40 градусов. А сейчас жара +40 градусов и им все нипочем.
— Видите ли, Мюллер: все, что 40 градусов – русскому хорошо.
Шлемензон давно должен Рабиновичу деньги и не отдает. А Рабинович стесняется напомнить и начинает издалека:
— Как вам эта погода? Холодно, не правда ли?
— Да, просто мороз.
— А помните, какая была жара, когда я вам одолжил деньги?
Из райцентра в деревни едет полный автобус. Лето, жара, пот. Но тут еще кто—то перднул. Все возмущаются. Ситуация повторяется. Водила не выдерживает и тормозит:
— Все выходите, пердуна ловить будем. У кого веревка есть? Ни у кого не оказалось.
Но водила поймал тачку и нашел веревку:
— Все становитесь в ряд. Все встали?
— Встали.
— Все беритесь за веревку. Все взялись?
— Взялись.
— Пердун, а ты тоже взялся?
— Да взялся, взялся!
Сентябрь. Жара. Пляж. Громкий басистый голос:
— Сара, заправь СОСОК!!!
Половина пляжа повернулась. Тот же бас, на весь пляж:
— *!!!, сосок на надувном матрасе!!!
В жару и в хлябь,— в любое время суток, В суровой череде рутинных буден, Работники Гаи опровергают предрассудок:
— Не свисти, а то денег не будет!
— А у нас на огороде от этой жары вся трава пожухла, а хрен зеленеет…
— Так ему по хрен!..
Остановки для транспорта специально разрабатывались для России. Учли все.
— На случай жары — стеклянная крыша.
— На случай ветра — проемы в стенах.
— И даже для зимы специально придумали железные лавочки!
Инерция. Жара закончилась, но организм по—прежнему требует пять бутылок пива каждый день.
– Рабинович, ви страдаете от жары?
— Я страдаю всегда.
— Какая жара, — говорит осужденный палачу, который ведет его на виселицу.
— Да, вам хорошо. А какого мне, в такую жару придется возвращаться обратно.
Самое сердце пустыни, жара страшная, стоит мужик и молится богу, чтобы тот его спас… Проезжает караван, его приглашают с собой ехать в оазис, но мужик отказывается, так как верит, что его спасёт бог. Проезжает второй, третий караван, но история повторяется… В конце—концов, мужик погибает от жажды и попадает в рай. Представ пред создателем вопрошает:
— О, Господи, почему же ты мне дал погибнуть, не спас раба твоего???
— Что значит дал тебе погибнуть, я за тобой три каравана посылал!!!
Это только русский может в 40—ка градусною жару нажравшись водки петь:
— Эx мороз, мороз…
Два мужика в бане. Зашли в сауну и тут же оттуда выскочили из—за невыносимой жары. Пожаловались директору. Тот:
— У нас банщик новый, никак руку не набьет, он раньше в крематории работал.
Приезжает комиссия в детскую больницу. Июль, страшная жара. Заходят они и видят: нянечка водит детишек вокруг елки. Комиссия обалдела, дождались эту нянечку и спрашивают:
— Что вы делаете! Сейчас же не зима!
— Да не доживут они до зимы (с всхлипом).
Во Флориде установилась необыкновенно жаркая погода. Выйдя на крыльцо своего дома, Билл воскликнул:
— Хватит жары! Я требую, чтобы завтра похолодало!
Сосед, поливавший цветы на клумбе, язвительно усмехнулся. Ночью погода резко изменилась, прошел сильный дождь, и к утру действительно похолодало. Наутро сосед, накинув плащ, постучал в окно Билла:
— Простите, а вы ничего не могли бы сделать с нашей экономикой?
