Штирлиц рассказал пошлый анекдот и вогнал Мюллера в краску.
«Смотри, какой чувствительный»,- подумал Штирлиц и закрыл бочку.
Штирлиц ехал в своем автомобиле и увидел голосующего Мюллера.
«Мюллер», — подумал Штирлиц. «Штирлиц», — подумал Мюллер. Через пол часа все повторилось еще раз. «Кольцевая», — подумал Штирлиц.
«Издевается», — подумал Мюллер.
Мюллер шел по улице. Вдруг ему на голову упал кирпич. «Вот те раз,» — подумал Мюллер. «Вот те два,» — подумал Штирлиц, бросая второй кирпич.
— Шольц, а какая у Штирлица машина?
— Черный «Гелендваген», группенфюрер.
Голос за кадром: «От предчувствия близкой удачи у Мюллера внезапно разболелась голова».
Мюллер: «Штирлиц, это не вы ли шлёте шифровки? Вчера видели, как вы у себя на крыше настраивали антенну.» «Нет, что вы. Просто я настраивал телеканал РТР,» — как обычно, и тут выкрутился Штирлиц.
Штирлиц ковыряется в моторе машины. Мюллер:
— Штирлиц, вы русский разведчик!
— Почему вы так думаете?
— Немцы отправляют машину в сервис!
Мюллер с бешенной скоростью мчался в автомобиле. А рядом шел Штирлиц, делая вид, что он прогуливается.
Мюллер:
— Скажите, Штирлиц, какого цвета у меня трусы?
— Голубого — не задумываясь ответил Штирлиц.
— Вот вы и попались, Штирлиц! Цвет моих трусов знают только моя жена и русская радистка!
— Перестаньте валять дурака, Мюллер, и застегните ширинку.
Вызывает Мюллер Холтофа и говорит ему:
— Знаете, дружище, меня в последнее время беспокоит Штирлиц.
— Да? А я в его поведение ничего необычного не заметил.
— Да я и не говорю, что в том, что он врывается ко мне ночью пьяным, горланит «Катюшу» и требует подписать капитуляцию есть что-то необычное. Но меня это беспокоит.
Штирлиц, Мюллер, Шелленберг и Холтофф играли в карты. В тот вечер Штирлиц проигрался. Но Штирлиц умел делать хорошую мину при плохой игре. После того, как Штирлиц покинул компанию, мина сработала…
Штирлиц вышел из кабака и упал лицом в грязь. Через 10 минут он проснется и пойдет к Мюллеру. Это была годами выработанная привычка.
— Штирлиц, вы написали заявление на русском языке. Вы русский шпион!
— А что там написано?
— Что я полный кретин!
— С 1 апреля, Мюллер!
— Присаживайтесь, Штирлиц, в ногах правды нет, — сказал Мюллер.
— В жопе тоже, — ответил Штирлиц.
Штирлиц сидел на отшибе… Отшиб сильно болел – волкодавы Мюллера прекрасно знали свою работу!
Мюллер: «Штирлиц, а почему Вы так покраснели при словах «советский шпион»?» «Гребанный телеканал «Россия»!» — подумал Штирлиц.
— Штирлиц, а вас я попрошу остаться, — сказал Мюллер, доставая из сейфа бутылку армянского коньяка и плитку советского шоколада.
— Ну наконец-то проявился связной, — подумал Штирлиц, увидев пароль.
По коридору рейхсканцелярии шёл Шелленберг и трижды выразительно моргал каждому встречному. Штирлиц быстро сообразил, что за углом снова притаился Мюллер и штрафовал за слабую затяжку ремня и портупеи.
— Штирлиц, — устало сказал Мюллер, — Вы отвертелись, когда мы обнаружили ваши пальчики на чемодане русской радистки. Вы отвертелись, когда мы нашли их на трубке телефона правительственной связи. Но сейчас вам не отвертеться! Почему ваше удостоверение пахнет русской водкой?!
— Вы знаете, Мюллер, — не менее устало ответил Штирлиц, — когда Шелленберг ставил на мое удостоверение печать, он предварительно подышал на нее.
Мюллер:
— Штирлиц, а не тр@хнуть ли нам после работы доброго баварского пивца?
Штирлиц:
— А добрый баварский певец не будет против?
… — А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!- Мюллер. — Итак, Штирлиц, нам все известно о вашей связи с Кэт и чем вы с ней занимались. Кэт нам все рассказала и у нас есть достаточно доказательств. Что вы на это скажете?
«Все! Это провал!» — подумал Штирлиц. «Эту старую лису не проведешь. Придется сознаться».
— Да, Мюллер, вы выиграли. Я советский разведчик, полковник Исаев. Кэт была моей радисткой и она передавала полученную мной информацию советскому командованию…
— Прекратите, Штирлиц! Я же сказал, что Кэт все рассказала и есть доказательства. Неужели вы думаете, что неся всякую чушь, вам удасться в этой ситуации уклониться от уплаты алиментов?!
— «Штирлиц, Мюллер», — повторял Святополкъ и ржал до икоты… Так тонко он еще никогда не шутил.
